сказки блудного монаха

кому будет интересно?

отец тук, очень интересно

кому будет интересно?

Мне

не рецепт) а воспоминание)
Как всем известно, к сердцу мужчины женщина может добраться двумя путями, первый это борсЧ (не борщ, а именно борсЧ, зелье приворотное), второй путь не менее эффективен, а местами даже более короток, но … это я увлекся.
Так было создано от природы, что мужчина, это простая, эффективная боевая конструкция, приспособленная эффективно работать, даже получая камнем по башке, от соплеменников, а так как конструкция боевая, то и питания предусмотрено, по законам военного времени: борсЧ, шурпа, шашлык, кулешЪ.
Нет, мужчина с удовольствием поглотит, любую еду которую ему предложат, даже фти-де-при с яичками жаворонка, украшенные кактусовым соусом с крутонами,
но кулешЪ! Как много в этом звуке, для сердца мужского слилось!
По легенде кулешЪ начали варить еще чумаки, причем в их вариации, сало лолжно было быть с «хробачком» то бишь с червячком-с. лето жара, червячки тоже любят сало))
Вроде бы банальщина, пшенка, лук, сало, а какой праздник для души и тела, вай вай
Кулеш можно легко и просто сделать в домашних условиях, но! Это будет совсем не тот продукт, да-с.
кулешЪ следует готовить, к примеру на рыбалке, вечером, когда Нюкта ночь начинает раскрывать свое ночное покрывало, мир становится таинственным, тихо плещет река, а костер разведен, и на нем пыхтит чайник.
Еще утром, мягкие жопки уютно сидели в офисных креслах, а брюшки обтягивали офисные рубашки (за исключением лично меня, у него хроническая идиосинкразия на офисную одежду, майка, джинсы наш выбор), а сейчас у костра сидят брутальные мужчины, покорители леса, гроза рыбных косяков, вождь краснокожих задумчиво курит сигарету, Птеродактиль  и Штирлиц тихо переговариваются глядя в огонь, отец тук быстро крошит продукты.
Над костром повисает звонкое и многозначительное молчание, после которого мужчины обычно принимают судьбоносные решения: взять трою, сгонять в Крым, или наконец выпить водки!
Вождь краснокожих привычных движением, разливает по первой (естественно бутылке, что тут пить трем богатырям, не говоря уже про отца тука), после того как стаканчики пустеют, лица разглаживаются,  лес становится добрее, из оврага слышно как одобрительно кряхтит леший, за кустами сатир портит бассариду, которая жизнерадостно охает, и наступает время, готовить кулешЪ.
Вождь краснокожих, сворачивает голову второй бутылке, и наливает по немногу, грамм по 50, мы ж не напиваться приехали, а на рыбалку!
На костер ставим котелок с водой, а рядышком казан, под это дело вкусно выпиваем по второй, закусывая тем, что дали в дорогу, добрые жены))
Когда вода в котелке начинает булькать высыпаем туда стакан пшёнки, перемешиваем и оставляем в покое, пусть себе булькает.
В казане гораздо интереснее, берем двойную дозу сала, нарубленного некрупными кусками. Почему двойную? Счас, поймете, сало начинает скворчать, шипеть, и таять, чуть присаливаем, и продолжаем жарить. Вокруг костра затихают разговоры, все алчно жаждут шкварок, да под водочку, да пол холодную, ту что весь день лежала в омуте, пугая водяного. Поэтому держим в руках, свеже вырезанную лопатку, и 3,14здим жадные руки которые лезут прямо в казан.
Здесь есть хитрость, небольшая но важная, шкварки выжариваем до золотисто-коричневой корочки, обязательно! Тогда корочка восхитительно хрустит, а внутри брызжет кипящий жир.
Половину шкварок перекладываем на закуску, вторую откладываем в сторону, нарезанный кубинками лук, высыпаем в кипящее сало, режем на крупные полоски картофель, 2-3 штуки, и высыпаем в пшено.
И все вместе дружно добиваем вторую бутылочку водки. Мы же не напиваться приехали! 2 бутылки на 4 морды, тьху-с.
Пока лук румянится в казане,  все вкусно закуривают, в этот момент закуривают даже не курящие, вождь, дымит сигаретами, монах набивает трубочку.
Можно спеть песню, такую душевную, тягучую, к примеру, про коня, или про трубочку курил, тогда кулешЪ становится только лучше.
Сало уже зарумянилось, зазолотились, монах шлепком сгоняет с колен голозадую бассариду, когда только забралась? Но она ничуть не обидевшись устраивается между птеродактилем и Штирлицем,  мужество которых, от прелестей вакханки становится все мужественнее и достойнее.
Что вы говорите? Можно ли досыпать грибы?  А как жеж, рубим на четвертинки шампиньоны магазинные (мы ж на рыбалке, а не за грибами  в лес пошли!) и высыпаем их в лук, буквально минут пять, и добавляем  туда же шкварки, перемешиваем,  и уже готовую пшенку, вываливаем в казан.
Есть зелень? Отлично, рубим, и сыпем, укроп, петрушка, базилик, но не злобствуя.
Еще раз перемешиваем варево в казане, и снимаем с огня, накрываем крышкой, и даем минут 5 постоять. От запаха начинает кружиться голова. Бассарада забыв о мужских достоинствах, крутится вокруг казана.
А вот теперь, наконец то можно и выпить!
Гигиенически правильно, кулешЪ рассыпать по тарелкам пластиковым, и есть каждому из своей, но мы решительно отвергаем этот метод, недостойных настоящих мужчин!
Казан ставится между колен участвующих в пиршестве, каждый достает свою ложку и по очереди, зачерпывает из казана.  Под кулеш, незаметно уходит 3,4,5 бутылки водки, но это никого не волнует.
Рыбу ведь можно и в магазине купить, завтра, по пути домой, форельку к примеру, и вкусно запечь ее дома, чтобы порадовать жену
а счас, костер, ночь, природа, хорошая кампания, бассариды опять же, в кустах шастают
вот это и называется настоящий кулешЪ

А с бассаридой кулешом поделились? 

А с бассаридой кулешом поделились?

акажешь как положено, накормили. напоили, спать уложили

Жду 

Очень интересно, буду ждать)

Под кулеш, незаметно уходит 3,4,5 бутылки водки

отец тук, нерациональное блюдо. Расточительный расход водки.

А фото?

Камешки в ладони

В этом году южный ветер не пахнет горькой степной полынью, не радует винными нотками мадеры в своем дыхании. Но в нем все так же есть вкус морской соли,  горит солнце и звучит песня странствий. Мне бесконечно жаль, что в  обозримом будущем мои дороги будут проходить мимо Крыма. Но когда становится совсем плохо и свет гаснет в глазах  я тянусь к  нижнему ящику рабочего стола.  Там за ворохом старых бумаг, ножей, обрывков кожи, среди просыпавшегося табака спит в ожидании своего часа кисет. В кисете прячутся ключи к дверям от опостылевшей реальности, с задолбавшим диализом, постоянной жаждой, потерями сознания и прочими радостями разваливающегося тела. В котором, как в замке Иф, оказался заперт я.
В кисете дремлют камушки, собранные на пляжах моего Крыма. Немного, меньше десятка, но очень разные. Некоторые цветные, некоторые покрыты трещинами, один угольно-черный, залитый тьмой, в которой время от времени мерцают искры.
Не глядя запускаю пальцы в кисет, закрываю глаза и подношу камешек к губам, так чтобы дыхание согрело его. Минуту ничего не происходит, а потом…
Ветер безжалостно высекает слезы из глаз, из-под кроссовок течет глина Хамелеоши. Над морем в сторону Коктебеля, в своем пугающем великолепии идет Госпожа Гроза. В угольно-черном плаще, расшитом тяжким сиянием молний.
И раскрывающийся веер возможностей кружит голову гораздо круче мадеры. Можно сбросить кроссовки и пойти в Тихую купаться, наслаждаясь из укромного места буйством стихии. Можно, по-быстрому, перевалив Кучук-янышар, спустится к волшебному дому Никиты. Где у общего вечернего костра, можно обжигаясь пить черный как деготь чай из куксы, и болтать ни о чем. Можно нащупав в рюкзаке бутылку портвейна, пойти в гости к Жене. Пробовать сыр, полночи, пить портвейн, так и не допив бутылку, и не наговорившись до конца. А рассвет встретить на пляже, в компании Фавна. Допить с ним портвейн, неумело, но с чувством подпевая его свирели, и отправится отсыпаться. Вселенная Коктебеля бесконечна и прекрасна. Бродить и бродить.
Открываю глаза, в руках серый камешек, покрытый плотной сетью трещинок-путей, покрывших собой уверенно проглядывающий профиль Карадага. Пальцы чуть заметно пахнут степью и морем.
Запускаю пальцы в кисет опять, вытаскиваю, подношу к губам….
С огромного бесконечного неба жарит солнце, широченный и пустой пляж. Частично забросало водорослями, надо сходить за граблями убрать.  На горизонте слева плещется драконья туша, за спиной подпирает выжженное небо Эчкидаг. Солнечная долина, мой маленький заброшенный рай. Колено холодит бутылка  солидоловской "мадеры", заботливо накрытая майкой.  Опускаю майку назад, не сейчас, еще рано. Кроссовки падают в песок, вместе с шортами. Пляж восхитительно пуст. И море обнимает тело своими волнами, делает его легким и сильным. Легко снимая коросту усталости с души и тела, исцеляя и наполняя силой. Отплыв от берега, раскинуть руки-крылья и залечь на волнах, подставляя свое  лицо солнцу и ветру. Потерявшись по времени, довольным и усталым, выбраться на берег, повалившись навзничь под деревом. Наслаждаюсь ровным теплом, идущим от камней и песка. Протянуть  руку, не гляди взять бутылку, зубами вытянуть пробку, и захлебнуться в потоке меда, солнца и орехов. Вселенная Солнечной долины не толкает тебя дальше, за новый поворот и холм, это не мир бродяг. Это уютный дом, в котором всегда тепло и никто не мешает, где можно отдохнуть от бесконечной борьбы, найти себя заново, собрать из обломков и исцелится.
Открываю глаза, на ладони лежит ярко-желтый камушек, от которого к кончикам пальцев течет ровное тепло. Пальцы пахнут медом и солеными орешками.
Пальцы сами лезут в кисет, камешек обжигает холодом кисть.
Поздний вечер, покрытая трещинами асфальтовая дорога вдоль моря,  сумерки фиолетовым покрывалом ложатся на мир.  По левую руку угадывается громада Меганома.  Костер, по быстрому собранный из обломков досок и высохшего как порох хвороста, отгоняет темному на пару метров. Оставляя за кругом света тайны и страхи. На углях закипает вода в помятом котелке, из рюкзака достаю желтую жестянку, примерно до половины заполненную черным чаем. Не трухой в пакетиках, а крупными листьями. Вскрыть крышечку, привычно задохнуться от плотного аромата исходящего из жестянки, от предвкушения удовольствия. Засыпать чай в кипяток, одна ложка на себя, одна на общий котелок, и одна в расчете на того кто придет к  костру ночью. И отправить котелок на угли запариваться. Колючее шерстяное одеяло уже расстелено недалеко от огня, рюкзак лежит у изголовья, кроссовки сброшены. В руках кружка исходящего паром удовольствия, горького, терпкого, от первого до последнего глотка. Каждой каплей стирающей усталость от дневного перехода из гудящих ног. Черствая лепешка, купленная в горах над Солнечной долиной, подогрета на углях. 
У костра становиться чуть темнее. По другую сторону костра встает массивная широкоплечая фигура зрелого мужчины. Черные волосы щедро присыпаны солью времени, шрамы на лице и руках, мозолистые ладони привычно держат у плеча вытертую палицу. На плечи наброшена вытертая от длительной носки шкура льва.  У входа в Аид, встречаются разные тени, место такое. Ломаю пополам лепешку, накрываю ей котелок и придвигаю к краю освещенного круга. Откидываюсь на одеяло и закрываю глаза, пора спать.
Эос красит розовыми мазками еще темный небосклон. Костер давно прогорел и угли остыли. Лепешки нет и котелок пуст. От кострища, вдаль к морю, уходят следы двух пар человеческих ног и следы очень крупной собаки. Пожимаю плечами и сворачиваю нехитрый лагерь, пора идти дальше.
Меганом место вопросов, на которые не всегда удается найти ответ. Пропитанная тайнами, загадками, иногда мрачная, вселенная легенд древности.
Открываю глаза, на  ладони угольно черный камушек, ледяной даже в жаркий день. В глубине которого мерцают искры. Если поднести его к уху то на грани слышимости, чудится выводимая двумя мужскими голосами песня:
Хай, гроза над морем,
Хай, Тифон стоглавый,
Хай, гроза над морем,
Хай, бушует Тартар
Хай, гроза над морем,
Хай, гроза над миром
И слышен рык Кербера.