Крым это состояние души

Сепулька, интересная информация

Малоизвестное.

ИЛЬЯ СЕЛЬВИНСКИЙ

* * *

Уронила девушка перчатку
И сказала мне: «Благодарю».
Затомило жалостно и сладко
Душу обречённую мою.
В переулок девушка свернула,
Может быть, уедет в Петроград.
Как она приветливо взглянула,
В душу заронила этот взгляд.
Море ждет... Но что мне это море?
Что мне бирюзовая вода,
Если бирюзовинку во взоре
Не увижу больше никогда?
Если с этой маленькой секунды
Знаю – наяву или во сне, –
Все норд-осты, сивера и зунды
Заскулят не в море, а во мне?
А она и думать позабыла...
Полная сиянья и тепла,
Девушка перчатку уронила,
Поблагодарила и ушла.

Евпатория, 1920

ВЛАДИМИР НАБОКОВ

x x x


Сторожевые кипарисы
благоуханной веют мглой,
и озарен Ай-Петри лысый
магометанскою луной.
И чья-то тень из-за ограды
упорно смотрит на меня,
и обезумели цикады,
в листве невидимо звеня.
И непонятных, пряных песен
грудь упоительно полна,
и полусумрак так чудесен,
и так загадочна луна!
А там - глаза Шехерезады
в мой звездный и звенящий сад
из-за белеющей ограды,
продолговатые, глядят.

25 ноября 1918

Мария Степановна вместе с близким другом А.А. Кораго оставалась в оккупированном Коктебеле, оберегая Дом, библиотеку, картины, архив, практически все ценное спрятав в вырытую возле дома траншею.

Не знаю, кто автор этих строк, но военному периоду здесь посвящено лишь одно предложение. Вот как сама Мария Степановна описывала это время в письме к Е.В. Нагаевской от 14 июня 1944 г:

"Меня три раза выгоняли из дома — немцы, конечно. Но я не ушла и не уходила ни на час. Рисковала жизнью. Но уйти из дома — это было больше смерти. А смерть в те моменты была избавительницей. Но вещи я от отчаяния и страха зарыла в землю — без ящиков, так, закутывая в тряпье. Всё, всё решительно было зарыто до единой книги и всех акварелей. А когда меня выгоняли уже румыны из дома, <то>, чтобы доказать им, что я не просто живу с двумя старухами, а что здесь музей, а не пустые стены, мне снова пришлось все вытаскивать наспех. И от нашей неумелой закопки, тяжести и сырости земли, много вещей пострадало. <...>

После ухода Масеньки для меня оккупация было самое страшное, что я знаю. Это основное. А дальше — страдания, ужас, страх, возмущение, боль и т. д. всё в этой же области 2,5 года. Я была очень деятельна и вела ежедневную борьбу и войну с ними за каждую доску и тряпку — ни в чем не уступала, — тоже с риском для жизни. Вижу теперь со страхом, как я была смешна и наивна. Но тогда в этом проходила вся моя жизнь. А результатом всего этого был рак желудка. Милая Анчута спасала и помогала мне, сколько раз она была моим ангелом-хранителем — и только судьба дома меня удерживала <...>.

И сейчас «Дом поэта» стоит, как маяк, один на всем берегу — такой обшарпанный, без стекол, расшатанный, с текущей крышей, с потрескавшимися стенами, но такой родной, такой величавый и дорогой, дорогой. Буйно всё цветет и отцветает, благоухает. Кругом груды щебня и развалины. А он один возвышается и над былым, и над настоящим. Таиах стоит забинтованная (сильно и больше всех пострадала, да Масин бюст парижский). Ее нужно реставрировать. Масса побита стекол у акварелей. Два с половиной года — выстрелы из всех калибров пушек, мины и бомбы кругом и около. Дом подпрыгивал в буквальном смысле слова. И удерживалось всё только моими и анчутиными руками. Сейчас всё стоит на своих местах. Но нуждается в бережной и любовной установке и приведении в порядок. <...>

Я 4 раза писала в Союз писателей и Сельвинскому лично, как другу, одному из последних посетивших наш дом, — и ни от кого ни звука. Военные проходят в большом количестве, посещая музей. Поражаются, как я могла всё это сохранить и пронести. Я сама смотрю на это как на чудо. Правда, я ни одной минуты не теряла веры и ощущения, что Масенька около меня и мне помогает. Молилась и просила Господа и Масеньку помогать мне. <...> Я целый год болела раком и только в декабре 1943 г. поняла смысл моих физических болей — то есть, что у меня рак. Сказала Анчуте. Сил было очень мало, худа была предельно: 35 килограммов. Она стала плакать, а я легла и решила ждать смерти. Судьба дома не давала покоя. А кругом делалось страшное. Партизаны мешали немцам. А партизаны все были мои друзья и знакомые. Репрессии со стороны немцев были жестокие. Каждый день был перенасыщен драмами. И Анчута настояла и поволокла меня в Симферополь. Всё было ужасно. А там пошло тоже как чудо. Я попала к женщине-врачу, старой и святой женщине. Она убедила меня делать операцию. Я была убеждена, что не переживу ее из-за отсутствия физических сил. Оказался дивный хирург — старик, единственный во всем Крыму специалист по желудочным опухолям. И они вдвоем приложили все силы и меры — или дать мне умереть без особых болей и страданий, или спасти. А у меня стоял дом и его судьба. Я сделала завещание, нашла такого юриста, который тоже приложил все старания, чтобы дом и его судьба остались ненарушенными при всех режимах в правовом, конечно, отношении. И опять Господь и Мася помогли мне в этом. Месяц была в больнице, в нищете, но в идеальном моральном отношении ухода — и выкарабкалась.

Сейчас болей никаких, на ногах и прибавила в весе 5 кг. А еды, в сущности, никакой. Мы не голодаем, но живем впроголодь. Меня эти 3 года кормит деревня. Я живу тем, что мне дадут: тот — кусок хлеба, тот — две-три картошки, тот — бутылку молока. Но и у них сейчас очень мало, и мне бывает трудно. Анчута шьет и этим добывает себе кусок хлеба. У меня 900 р. долгу и денег ни копейки. № моей пенсионной книжки 12578 республиканского значения постановления СНК РСФСР от 3 января 1934 г. — 225 р., последняя дата получения 30 октября 1941 г. Очень прошу похлопотать, чтобы мне ее восстановили".

 1-80.jpg (67.05 кБ. 739x746 - просмотрено 222 раз.)

На фото Анна Александровна Кораго, которая носила домашнее прозвище «Анчута» (от «Анна чуткая»). Фото нач. 1950-х из собрания Любови Петровны Печерикиной (Коктебель)

Источник: http://www.krimoved-library.ru/books/krimskiy-albom-2002-14.html

Я хочу поделиться информацией об одном человеке, историке, археологе. Фамилия его многим форумчанам хорошо знакома.

ФРОНДЖУЛО Михаил Антонович, (1914-1998), историк, археолог, многие годы посвятивший исследованию археологических памятников юго-восточного Крыма. С 1963 возглавлял Восточно-Крымскую экспедицию Института археологии АН УССР. Проводил охранные раскопки на территории пансионата “Львовский железнодорожник”, в результате чего были обозначены границы средневековой Сугдеи, что позволило создать карту охранной зоны заповедника “Судакская крепость”. Автор ряда научных публикаций, посвященных истории и археологии юго-восточного Крыма, в том числе: “Раскопки в Судаке (1964-1966)” (Археологические исследования на Украине. Киев. 1967), “Раскопки в Судаке” (Феодальная Таврика. Киев. 1974).

Кара-Даг

Моим. юным друзьям – Мише Воробцу и Анатолию Хабибову, давшим мне молодую и мудрую энергию жизни, посвящает автор.

Я не понимал, откуда исходит этот звон, странный и таинственный, чуть булькающий, но мелодичный и благозвучный. Посмотрел вверх – там синее небо и нарастающая высь, опаленные вулканическим огнем, отвесные скалы. Я сидел на краю подводного камня, чуть выступающего над морем – отдыхал. Мои друзья вырвались вперед, я был послабее и отстал от нашего заплыва вдоль скал Кара-Дага.

Мы – это четверо девятиклассников, работающих в археологической экспедиции на плато Тепсень в Коктебеле. Руководил раскопками Владимир Петрович Бабенчиков, а его помощник – крепкий и мощный Михаил Антонович Фронджуло, бывший севастопольский моряк, в воскресенье отправился с нами пешком через гору Кара-Даг.

Отсюда https://karadagexotic.wordpress.com/%D1%81%D1%8E%D0%B4%D0%B0/

Киев-Судак: ТОВ "Горобець", 2010. – 633 c.
Четвертый выпуск Сугдейского сборника основан на материалах международной конференции "Причерноморье, Крым, Русь в истории и культуре", проводившейся Национальным заповедником София Киевская на базе его отдела Судакская крепость 25 –26 сентября 2008 г. Конференция была посвящена 90-летию со дня рождения известного археолога, исследователя Судака Михаила Антоновича Фронджуло. В связи с этим в рубрике Научное наследие впервые публикуются материалы исследований средневекового монастыря на мысе Димитраки, начало которым было положено М.А. Фронджуло. Сборник также продолжает публикацию работ, посвященных истории и археологии древнего и средневекового Крыма, его торговым, этническим и культурным связям с Русью, Европой, Причерноморьем и Византией. Издание предназначено для специалистов в области истории, археологии, этнографии и прочих профильных дисциплин, а также для всех, кто интересуется проблемами истории и культуры.

Сборник есть в сети.

В конце прошлого столетия советский ученый- археолог Михаил Антонович Фронджуло ( мы у него еще школьниками копали за 35 копеек в час ) доказал многогосударственность в постройке и добился переименования из Генуэзской в Судакскую.

Отсюда http://www.photosight.ru/photos/4672719/

Работы Михаила Антоновича https://www.uknol.info/ru/Persons/Frondzhulo_M_A.html

Михаил Антонович защищал Севастополь в годы войны. Его имя высечено в Пантеоне памяти на 35 батарее (фото есть в теме "Рассказы и впечатления о других крымских города...)

АПД. Фото

nikolai, Сепулька, все прочла, спасибо, резко повысила свой общий уровень образованности))) Задело за живое набоковское  стихотворение и возник вопрос, кто такая Масенька, которой очень благодарна жена Волошина.

 

кто такая Масенька, которой очень благодарна жена Волошина.

Масенька - уменьшительно-ласкательноё,в данном конкретном случае,от имени Максимилиан.

Милар, ясно. Спасибо. Вот уж бы точно никогда не догадалась

Грин о Севастополе.
Стояла прекрасная, задумчиво-яркая осень, полная запаха морской волны и нагретого камня.

Между тем я побывал на Историческом бульваре, Малаховском кургане, на особенно интересном севастопольском рынке, где в остром углу набережной торчат латинские паруса, и на возвышенной середине города, где тихие улицы поросли зеленой травой. Впоследствии некоторые оттенки Севастополя вошли в мои города: Лисс, Зурбаган, Гель-Гью и Гертон.

От Графской пристани на Северную и Южную стороны, через бухту, ходили пассажирские катеры; на них я ездил к собиравшимся среди пустырей матросам. Спартак встречал меня в условленном месте и приводил в пункт, где, казалось, никого нет. Спартак условно свистел, тогда из-за кустов, бугорков, камней вдруг поднимались десятки матросов; они сходились, и начиналась беседа. Матросы, на всякий случай, брали с собой водку, гармонии и балалайки, чтобы внушить полиции, если она появится, невинную мысль о безобидной пирушке.


Из Автобиографической повести.

ЮТА АРБАТСКАЯ, КОНСТАНТИН ВИХЛЯЕВ.

РОЗА НОВИЧКОВА.

Наиболее осведомленные краеведы, возможно, вспомнят, что некогда существовала так называемая «Роза Новичкова», но какие-либо комментарии по этому поводу никто дать не может. Вместе с тем любой европейский селекционер, создавший хотя бы одно новое растение, в западной исторической науке объявляется «великим», «прославленным», «талантливым» и так далее. Как повелось исстари на Руси, в своем Отечестве пророка нет, а потому своих героев мы не знаем и потому не чтим. А ведь именно отец Павла Алексеевича, Алексей Фокич Новичков был тем самым садоводом-селекционером, благодаря которому появилась «Роза Новичкова». К слову, эта роза на территории бывшего СССР на сегодняшний день не растет: в годы перестройки никто о сохранении растений не помышлял. Только в некоторых садах Западной Европы сохранился удивительно красивый сорт розы, цветущий весной одним цветом, а осенью – другим. Немецкие и французские специалисты по сей день удивляются, как можно было вывести такой фантастический феномен!
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Алексей Фокич Новичков родился 13 марта 1873 года (по ст. стилю) в семье ялтинского мещанина Фоки Гавриловича Новичкова, проживающего на улице Биюк-Сарайской, 11 (ныне ул. Пионерская). Он служил цеховым мастером. Мать, Евдокия Васильевна, воспитывала троих детей: у Алексея был брат Александр и сестра Мария.

Отец имел небольшой участок при собственном доме, где, в отличие от соседей-овощеводов, с увлечением разводил экзотические декоративные растения, причем такие, что даже для Ялты они были в диковинку. В архиве Никитского ботанического сада сохранилась копия накладной от 26 марта 1892 года, где перечислены растения, отправленные Ф.Г.Новичкову в Ялту. Среди них – греческие пихты (Abies Cefalonika), секвойядендроны (Washingtonia gigantea, как ее ошибочно писали), белые ели (Picea alba), ягодный тис (Taxus baccata).
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
После окончания Ялтинского земского училища в 1892 году Алексей возрасте 19 лет поступил на службу в императорское имение «Ливадия» сначала «помесячно» младшим садовым рабочим, а с января 1893 года переведен в старшие садовые рабочие. В следующем году – он уже «старший подмастерье», то есть помощник главного садовника. Жил поначалу вместе с другими парковыми рабочими в жилой пристройке к оранжерее Потоцкого . Квартира его состояла из двух комнат: одна имела размеры 2 х 1,92, другая – 2 х 2,38 саженей (1 сажень равна примерно 2,1 м).
На момент поступления на работу Новичкова главным садовником Ливадии значился Вильгельм Гуф, служивший в императорском имении с 1861 года (в русском написании Василий). По личному указанию Марии Федоровны он в первую очередь занялся розами. Известно, что Мария Федоровна, будучи большой поклонницей крымских роз, требовала присылать в Петербург целыми охапками розы для букетов, расставляемых в покоях императрицы. Эти цветы отправлялись поездом из Симферополя в Москву, а оттуда – в Петербург.

Таким образом, самой судьбой было уготовано Алексею Фокичу стать садовником-розоводом. Новичков учился сажать и обрезать, прививать розы на шиповник для создания штамбовой формы, подкармливать, обрабатывать против вредителей и болезней и массе других важных и необходимых работ в культуре выращивания роз. Одновременно пришлось изучать языки. Названия роз записывались на французском языке, а садовые каталоги и журналы приходили из Франции, Германии, Англии. Что касается английского языка, то он долгое время не был востребован в садоводстве Ливадии, а вот немецкий и французский Новичков освоил. Насколько хорошо мог общаться садовод на этих языках, мы не знаем, но не исключено, что с Гуфом, а затем с другим главным садовником Ренгером, он мог разговаривать на немецком языке без посредников. Портрета Гуфа мы не имеем, но есть акварель Рудольфа Альта 1863 года с изображением домика садовника в Ливадии.
Количество и разнообразие сортов роз в Ливадии в период первых лет работы Новичкова было таково, что можно смело назвать императорскую летнюю резиденцию столицей роз юга Российской империи. Кроме того, почти ежегодно в Ливадию по заказам главного садовника, а порой и по прямому указанию самой императрицы, завозили все новые и новые сорта из Франции и Германии. Селекция роз в Европе к концу XIX века достигла такого размаха, что в год производилось и поступало на рынок до сотни новых сортов роз. Мало того, каждый сорт имел свои «капризы» - свои условия выращивания, свой характер, - поскольку относился к определенной группе роз. А таких групп насчитывалось более десятка! Мы не будем сегодня рассказывать о розах, покажем лишь некоторые живописные работы русского художника Иосифа Крачковского, которые изображал розы Крыма на своих полотнах в конце XIX – начале XIX века.
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Решающее событие в жизни Новичкова произошло 6 июня 1908 года. В этот день садовник императорского имения «Массандра» А.К.Станкевич вечером по телефону вызвал Новичкова в Ялту для встречи, где сообщил ему, что он увольняется и просит Алексея Фокича занять его должность.

К этому времени Новичков имел необыкновенный авторитет среди владельцев дач и усадеб на Южном берегу Крыма как опытный и знающий садовод, особенно в области культуры роз. За свои заслуги в садоводстве был награжден в 1904 году малой серебряной медалью на Станиславской ленте, а в 1907 году – малой серебряной медалью на Аннинской ленте. Последние годы работы в Ливадии Новичков числился старшим помощником главного садовника Эдуарда Ренгера и в его отсутствие выполнял полный объем работы главного садового мастера. Так что предложение о переводе в Массандру было вполне закономерным. И даже весьма лестным.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Обе императрицы - и Мария Фёдоровна, и Александра Фёдоровна - любили Массандру и часто, будучи в Крыму, приезжали сюда с дочерьми и фрейлинами. Поскольку обе были небезразличны к розам, то этому благородному цветку уделялось особое внимание. В 1892 году для нижнего парка было закуплено в садовом заведении Э.Веркмейстера в Одессе 145 сортов роз , в 1898-м – 160 кустов , в 1903-м – 106 сортов . Все эти розы предварительно размножались путем черенкования в школках, а затем рассаживались на предназначенные для них места.

Главной достопримечательностью нижнего парка была розовая аллея. Ее протяженность составляла более 200 метров, а число кустов по разным оценкам приближалось к тысячи. Красота аллеи была не столько в удачно подобранных сортах разного цвета, сколько своей архитектурной композицией. Три яруса роз нависали друг над другом, создавая объемную пространственную декорацию, а задний фон из темно-зеленых хвойных деревьев подчеркивал эту живописную картину.
Розовая аллея в Нижнем парке была гордостью имения. Вместе с тем, ее содержание было очень непростым делом. Чтобы сохранить в неизменности цветовую гамму, требовалось вымерзшие или заболевшие кусты заменять точно теми же сортами, что и росли ранее, а в садовых заведениях, специализирующихся на розах, часто таких сортов уже не было. К тому же на рубеже XIX и XX столетий во Франции и Германии селекционеры выпускали на рынок столько новых сортов роз, что «старые» просто выходили из моды.

Каждый новый садовник, по обыкновению, начинал с выписки новых роз, так же поступил и Новичков. Однако он в первую очередь обратил внимание не на кустовые розы, которых в Массандре было достаточно, хотя их ассортимент и требовал пополнения новыми сортами. Плетистые розы, или, как тогда говорили, вьющиеся, составили главную заботу садовода. И тому был резон: именно в первые годы прошлого века французский селекционер Барбье в Орлеане создал целую серию выносливых плетистых сортов, которые с невероятной быстротой приобрели заслуженную славу по всей Европе. Сегодня до сих пор в некоторых уголках Южного берега Крыма можно встретить те сорта, которые в 1912 году выписывал Новичков для Массандры, а впоследствии распространил по другим имениям побережья.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
События 1917-1920 годов коренным образом изменили жизнь каждого человека. Новичкова то назначали главным садовником всех императорских имений, то переводили в простые садовые рабочие. В конце концов, с установлением Советской власти Алексей Фокич остался заведовать парком, питомниками и оранжереями в Массандре.

Новые начальники требовали подробнейшие отчеты о деятельности предприятий, не избежали этой участи и сотрудники бывшего Массандровского удельного имения. В связи с постоянными реорганизациями предприятий и перепрофилирования бывших экономий требовалось постоянно вносить коррективы в свою деятельность, менять стиль работы.

Уже в 1919 году Советы предписывали главному садовнику Массандры отказаться от декоративного садоводства, и все силы бросить на выращивание лекарственных культур и табака.
В 1920-х годах партийные и советские органы руководства все меньше и меньше обращали внимание на декоративное садоводство в Массандре. Вскоре добрались и до парка. Уже в 1926 году газета «Красный Крым» писала: «Один из лучших в Крыму, один из лучших в Союзе, один из лучших в Европе – Массандровский парк погибает. На месте драгоценной – единственной в Крыму каштановой рощи – разводят табак» .

В 1929 году во дворце Александра III разместился санаторий для больных туберкулезом – «Пролетарское здоровье». Новичкову в Массандре делать отныне было просто нечего, и он перешел на работу в Никитский ботанический сад (в 1927 году).
Благодаря его усилиям в 1927 году в Саду был заложен питомник шиповника-подвоя в количестве 2500 штук для выведения штамбовых роз [33]. Попросту говоря, кроме Новичкова никто и не мог выращивать штамбовые розы на Южном берегу Крыма. Теперь же появилась такая возможность.

«Каталог живых растений» содержал целый раздел, посвященный розам: 131 сорт чайных роз, 30 – чайно-габридных, 12 – нуазетовых, 4 - бурбонских, 5 – полиантовых, 10 – бенгальских, 123 – ремонтантных, 5 – моховых, 9 – центифольных, 25 – «многоцветных», 4 – «ползучих». Итого 338 сортов и видов было размножено до продажного количества. Это – настоящий подвиг для такого короткого времени.

Надо сказать, что в Сад и раньше приходило немало писем с просьбой отпустить или продать розы различным организациям или частным лицам. После выпуска «Каталога» в Никиту такие письма стали приходить мешками! Откуда только не приходили заказы, писали даже с Дальнего Востока и с Крайнего Севера. А уж соседние области и вовсе атаковали просьбами. Новичкову пришлось находить время и для выполнения заказов.

Ежедневно Никитский сад посещали толпы экскурсантов, и от состояния парка и его «декорации», за которую отвечал Новичков, зависел авторитет Сада. Высадка летников, весенних луковичных растений, оформление клумб, рабаток, альпинариев, наблюдение за дорожками и аллеями, а также любимое детище – Розарий, - все это ежедневно и ежечасно требовало внимания и заботы.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
В следующей газетной заметке говорится о роли Новичкова при выведении штамбовых роз после войны:

«Замечательным садоводом А.Ф.Новичковым, совместно с ялтинскими садовниками, был найден способ ускоренного разведения роз. Разведав, что в окрестностях Ялты, в лесах и на склонах, где растет дикий шиповник, он организовал осенью 1947 года заготовку его. На некоторых кустах шиповника в течение лета от корня вырастают жировые побеги, ровные, как свечи, до двух метров. Такие штамбы и выкапывались с корнями. Очищенные от ненужной поросли они высаживались в цветочные горшки и на зиму помещались в теплицы. В январе-феврале штамбы окулировались черенками лучших роз, в апреле высаживалсиь на питомнике, и в течение лета формировались кроны. А поздней осенью 1948 года в городском саду уже были высажены первые штамбовые розы. Этим выигрывалось 4-5 лет» .

В дневнике самого садовода обнаруживаем такую запись: «28 июля 1949 года на собрании Ялтинского Зеленхоза мне вручена награда в виде 1000 р. и значок «Отличник» за выведенный новый сорт «Роза Новичкова».

Год создания и подробности происхождения розы мы не нашли. Есть, правда, такие строки (из газеты):

«Гитлеровские оккупанты, временно захватившие Ялту, уничтожили почти все хозяйство треста «Горзеленхоз». На питомниках было вырублено около 60 тысяч растений свыше ста ботанических видов. Погибли и новые сорта роз, выведенные Новичковым <выделено нами>. Пришлось Алексею Фокичу начинать все сначала. Семь лет было затрачено на то, чтобы снова появилась роза Новичкова. Вскоре она украсила аллеи и цветники дач, а ее автор получил благодарность министра.
Большие, будто покрытые темно-зеленым лаком, глянцевые листья розы Новичкова кроме того что красивы, еще и очень устойчивы против грибных болезней. Словно сделанная искусным ювелиром из золотистых пластинок, роза цветет с мая до мороза, меняя свою окраску в зависимости от погоды и времени года. Изменяется у нее и аромат: в начале цветения роза пахнет абрикосом, а к осени – персиком»
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Итак, три куста «Розы Новичкова» сохранились в саду дома Новичковых в Ялте на улице Пионерской, 11 (бывшая Биюк-Сарайская улица). Впрочем, это единственное место в Крыму; даже в Никитском ботаническом саду такого сорта нет. Однако роза есть, как мы писали в начале, в Германии.