Крым это состояние души

Снова перечитал стихотворение "из любимых"...

Настой на снах в пустынном Судаке…
Мне с той землей не быть накоротке,
она любима, но не богоданна.
Алчак-Кая, Солхат, Бахчисарай…
Я понял там, чем стал Господень рай
после изгнанья Евы и Адама.

Как непристойно Крыму без татар.
Шашлычных углей лакомый угар,
заросших кладбищ надписи резные,
облезлый ослик, движущий арбу,
верблюжесть гор с кустами на горбу,
и все кругом — такая не Россия.

Я проходил по выжженным степям
и припадал к возвышенным стопам
кремнистых чудищ, див кудлатоспинных.
Везде, как воздух, чуялся Восток —
пастух без стада, светел и жесток,
одетый в рвань, но с посохом в рубинах.

Который раз, не ведая зачем,
я поднимался лесом на Перчем,
где прах мечей в скупые недра вложен,
где с высоты Георгия монах
смотрел на горы в складках и тенях,
что рисовал Максимильян Волошин.

Буддийский поп, украинский паныч,
в Москве француз, во Франции москвич,
на стержне жизни мастер на все руки,
он свил гнездо в трагическом Крыму,
чтоб днем и ночью сердце рвал ему
стоперстый вопль окаменелой муки.

На облаках бы — в синий Коктебель.
Да у меня в России колыбель
и не дано родиться по заказу,
и не пойму, хотя и не кляну,
зачем я эту горькую страну
ношу в крови как сладкую заразу.

О, нет беды кромешней и черней,
когда надежда сыплется с корней
в соленый сахар мраморных расселин,
и только сердцу снится по утрам
угрюмый мыс, как бы индийский храм,
слетающий в голубизну и зелень…

Когда, устав от жизни деловой,
упав на стол дурною головой,
забьюсь с питвом в какой-нибудь клоповник,
да озарит печаль моих поэм
полынный свет, покинутый Эдем —
над синим морем розовый шиповник.

Ну и пару фото "в тему"

"Кара-ЭкимЪ" («Чёрный доктор»)

Я пью вино из тех далёких мест,
Где я мечтал, и где бродил окрест!

Я пью вино из тех прекрасных мест,
Где я любил и целовал невест!

Я пью вино из тех пустынных мест,
Где за спиной норд-ост, а впереди – норд-вест!..

                                                             Тимуръ

 

Doubrovski,  Браво!!! И я хотела бы вина испить из этих чудных и прекрасных мест....

23 августа 1880 года родился А.Гриневский, псевдоним Грин, последние годы своей жизни он жил в Феодосии, а затем Старом Крыму, где и скончался в бедности и болезни, всего в 52 года. Интересная заметка о его жизни в ссылке http://vmdaily.ru/news/2014/08/22/grinlandiya-strana-alih-parusov-262902.html
   И ещё интересный рассказ о "тропе Грина", вообщем это дорога от Коктебеля до Старого Крыма, а потом ей дали и такое название, хотя про ней путешествовали многие писатели и Волошин, Паустовский, А.Толстой и многие другие, читайте в ссылке и http://koktebel.net/content.php?article.154 про армянские памятники старины у Старого Крыма.

Я считаю, что повесть Алые Паруса вообще следует запретить для чтения девочкам, как вредную и создающюю ложное чувство надежды на то, что принц обязательно придет. Всего-то и надо - сидеть на попе ровно и ждать! А так не бывает... И все же - сколько девочек  читают и верят! Их жаль...

Редкая современная девочка прочитает "Алые паруса"...

Гусары молчать! Говорит гитара ... а переход по ссылке после регистрации

Как упоительны в у ЮНГЕ вечера,
Любовь, шампанское, закаты, переулки.
Ах, лето красное, забавы и прогулки,
Как упоительны у ЮНГЕ вечера.

Али, красавицы, лакеи, анаша
И вальсы Шуберта, и хруст вчерашней булки.
Любовь, шампанское, закаты, переулки,
Как упоительны у ЮНГЕ вечера.

Как упоительны у ЮНГЕ вечера,
В закатном блеске пламенеет снова лето,
И только небо в голубых глазах поэта,
Как упоительны у ЮНГЕ вечера.

Пускай всё сон, пускай любовь игра,
Ну что тебе мои порывы и объятия.
На том и этом свете буду вспоминать я,
Как упоительны у ЮНГЕ вечера.

Пускай всё сон, пускай любовь игра,
Ну что тебе мои порывы и объятия.
На том и этом свете буду вспоминать я,
Как упоительны в России вечера.

Как упоительны в России вечера.
Как упоительны в России вечера.
 
Ну как то так!
 

Такой вот занятный сборник приобрели, автор - супруга Игоря Нептуна, Эльвира

 DSCN7969.JPG (283.2 кБ. 768x1024 - просмотрено 188 раз.)

 DSCN7995.JPG (249.23 кБ. 768x1024 - просмотрено 190 раз.)

Ежик,  Спасибо за сборник! И как в точку "... реешь меж солнцем и чашей вина". Просто про всех нас....

"В голодные, трудные годы гражданской войны в
Крыму я, уже актриса, жила в семье приютившей
меня учительницы моей и друга, прекрасной
актрисы и человека Павлы Леонтьевны Вульф. Я
не уверена в том, что все мы выжили бы (а было
нас четверо), если бы о нас не заботился Макс
Волошин.
С утра он появлялся с рюкзаком за спиной. В
рюкзаке находились завернутые в газету
маленькие рыбешки, называвшиеся хамсой. Был
там и хлеб, если это месиво можно было назвать
хлебом. Была и бутылочка с касторовым маслом,
с трудом раздобытая им в аптеке. Рыбешек
жарили в касторке. Это издавало такой страшный
запах, что я, теряя сознание от голода, все же
бежала от этих касторовых рыбок в соседний
двор. Помню, как он огорчался этим. И искал
иные возможности меня покормить...
Однажды, когда Волошин был у нас, к ночи
началась стрельба оружейная и пулеметная. Мы с
Павлой Леонтьевной упросили его не уходить,
остаться у нас. Уступили ему комнату; утром он
принес нам стихи «Красная Пасха». Это было в
Симферополе 21 апреля 1921 года. На
заплаканном лице его была написана
нечеловеческая мука.
Волошин был большим поэтом, чистым, добрым
человеком.
...Под талым снегом обнажились кости.
Подснежники мерцали точно свечи.
Фиалки пахли гнилью. Ландыш — тленьем.
Стволы дерев, обглоданных конями
Голодными, торчали непристойно,
Как ноги трупов. Листья и трава
Казались красными. А зелень злаков
Была опалена огнем и гноем.
Лицо природы искажалось гневом
И ужасом.
А души вырванных
Насильственно из жизни вились в ветре,
Носились по дорогам в пыльных вихрях,
Безумили живых могильным хмелем
Неизжитых страстей, неутоленной жизни, Плодили мщенье, панику, заразу...
Зима в тот год была Страстной неделей, И красный май сплелся с кровавой Пасхой, Но в ту весну Христос не воскресал.
Симферополь. 21 апреля 1921
Эти стихи мне читал Максимилиан Александрович Волошин с глазами, красными от слез и бессонной ночи, в Симферополе 21 года на Пасху у меня дома. Мы с ним и с Павлой Леонтьевной Вульф и ее семьей падали от голода, Максимилиан Александрович носил нам хлеб.
Забыть такое нельзя, сказать об этом в книге моей жизни тоже нельзя. —
Вот почему я не хочу писать книгу «о времени и о себе».
Ясно вам? А Волошин сделал из этого точные и гениальные вирши"
Из дневниковых записей Фаины Георгиевны Раневской