Коктебельская МУЗА.

 Качка
Родион Рахимов

Лунная дорожка в брызгах берега
Поза  Нефертити в бисере серьга.
Зачерпнула море, качается звезда,
Милая улыбка, ты сказала: «Да»!

Вспышки объектива серебрит луна,
Ты в моих объятиях музыкой пьяна.
Закружились в танце и «погиб» поэт,
Зашуршали рублики, Алексей споёт.

Никогда не думал, что в сети попаду,
Раскачали лебеди звездочку в пруду,
И взлетели выше голубых вершин,
Распечатав бочку да вина кувшин.

И порой бывает, хлещет ураган,
Разбросает шлюпки ветер-хулиган.
Такую незадачу мне случай ниспослал,
На берегу шатает,  будто в шторм попал.







Три желания
Родион Рахимов

Ты уехала, укутавшись туманом,
Остались только запахи духов,
Вкус помады смешано бензином.
И силуэты белых парусов.

А над горами слышен звон Цикад.
В разноцветных огнях Коктебель,
И побережье пеленает закат,
Нашей любви колыбель.
 

Мало дней досталось нам с тобою,
Четыре дня. И это не упрек.
Утону в вине я в «Субмарине»,
И Сан-Саныч что-нибудь споет.

Летели с пирса грустные монеты,
Вслед три желания загадала ты,
Что приедешь. Будешь ты богата.
И скоро сбудутся мечты.

Промчались годы. Тот же берег.
С усталых гор спускается туман.
И жду я ту, кому мне кажется я дорог,
И я готов простить обман.


       Коктебель июль 2ОО4 г.



Два следа
Родион Рахимов

Две стрелки слившихся в одну
Границу года прочертили.
У лунной ночи, в плену.
Два сердца яростно забились.
       
Помню берег, берег Крыма.
Засыпающий вулкан,
Это место нашей встречи.
Приходи, я все отдам.
       
Новый год - мазки картины,
За холстом снежинок рой,
Кара -Дакские вершины,
Белым шарфиком прикрой.

На окне чужом рисую,
Твои милые черты,
Держу бокал, и я рискую,
Не обуздать свои мечты.
 
Мчатся кони – мои мысли,
Обгоняя снежный рой.
Наше лето приближая,
И слышу я: «Окно закрой»!

Выпив чарку на дорогу,
Уходит «сладостная» ночь.
По искрящемуся снегу,
Два следа плетутся прочь.



Високосный год
Родион Рахимов

Бывали дни хорошие, плохие,
И такие – совсем  некуда,
Но этот год  проходит високосный,
И косит всех  туда – сюда.

Дрожит земля.  Восстало море.
И на берег прямиком,
Много жизней она слизнула
Своим  зелёным  языком.

Год такой – нельзя жениться,
Выйти замуж -  невпопад.
Неудача вьюгой  закружится,
Хлынет горе – водопад.

Так и есть, причины вески.
И нельзя понять умом…
Любимая  мне пишет  эсемэски,
Что был  хорошим пареньком.

Где-то поезд, встанет в дыбы,
Под прицелом города…
Флюза, одноклассница, подруга,
До дома не доехала тогда.

«Кто ответит, в чем мы виноваты»?
Спросил  Всевышнего  тогда,
И он ответил громогласно:
«Ты пойми, Земля  жива!

Много вас там наплодилось,
Стал  помойкой  Райский  уголок.
У Планеты  кожа  зачесалась,
И пришел терпению  срок».

                                         

Свеча горит
Родион Рахимов

Свеча горит, вино допито,
И по палатке барабанит дождь,
Твои глаза полуоткрыты,
И по телу пробегает дрожь.

Шепот моря, горы, свечи,
Душа над вечностью парит,
Долгожданность, радость встречи,
Всё хочется говорить и говорить.

И надо бы поставить точку,
И что-нибудь такое, сотворить,
Но выпил я, пожалуй, бочку,
И могу лишь только говорить.

Тема как-то не пошла. Однако: далекий 1963 !!!!!!!!!!!!!!!!!!!! год.

КОКТЕБЛЯ

Слова Владлена Бахнова

Какая чудная земля!
Кругом заливы Коктебля,
Колхозы, бля, совхозы, бля, природа.
Но портят эту красоту
Сюда наехавшие ту-
неядцы, бля, моральные уроды.

Они не бриты никогда,
Не признают они труда
И спорта, бля, и спорта, бля, и спорта.
Ужасно наглый вид у них,
Одна чувиха на троих,
И в шортах, бля, и в шортах, бля, и в шортах.

Девчонки вид ужасно гол,
Куда смотрели Комсомол
И школа, бля, и школа, бля, и школа?
Купальник тоненький на ней,
А под купальником, ей-ей,
Всё голо, бля, всё голо, бля, всё голо!

Сегодня парни водку пьют,
А завтра планы продают
Родного, бля, советского завода.
Сегодня ходят в бороде,
А завтра где? В эн-ка-вэ-де!
Свобода, бля, свобода, бля, свобода!

Кто говорит, что я свою
Для денег написал статью,
Не верьте, бля, не верьте, бля, не верьте!
Я написал не для рубля, а потому что был я бля,
И есть я бля, и буду бля до смерти!

Не пондравилось?

Не пондравилось?

Игорь Иваныч, оригинальненько

Согласен. Учитывая, что это 1963 год. И была статья в "Комсомолке" о неформалах в те годы, где и пишется про Коктебель и эту песню, которую народ пел, а власть ругала. Кстати, про автора: (из нета)песню написал в 1963 году поэт и сценарист Владлен Бахнов на мотив блатной песни "Как в Ростове-на-Дону" (она же "На нары", "А это было в старину" и т.д.). "А завтра планы продают родного, бля, советского завода" - намек на сюжет "шпионской" песни Ахилла Левинтона "Марсель", написанной между 1949 и 1954 годами.

дата обращения 31.03.21
http://feomuseygrina.ru/2021/03/31/%d1%81%d0%ba%d0%b0%d0%b7%d0%ba%d0%b8-%d0%bc%d0%be%d0%b8-%d0%b8%d0%bc%d0%b5%d1%8e%d1%82-%d0%be%d0%b3%d1%80%d0%be%d0%bc%d0%bd%d1%8b%d0%b9-%d1%83%d1%81%d0%bf%d0%b5%d1%85/?fbclid=IwAR1dFUpMJBTMqStqL8cHMFUO2idTs8BnBDh9iH-mMbR0lzlOE_X9sUCAhRE

31 марта -ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ Корнея Чуковского

В сентябре 1923 года Чуковский побывал на нашей киммерийской земле: вместе с Евгением Замятиным он гостил у Волошина.

«Приехал в Коктебель 3 сентября. Ехал мучительно. В Феодосию прибыл полутрупом. <…> В воскресенье в 4 часа дня дотащился до Макса. Коктебель – место идиллическое, еще не окуроченное, нравы наивные, и я чувствую себя, и Макса, и всех коктебельцев древними, доисторическими людьми. О нас будут впоследствии писать как о древних коктебельцах»

Это был, по сути, первый съезд гостей в волошинский дом после революции — и он оказался крайне удачным. «Это лето было очень хорошо, радостно и содержательно: как лучшие лета довоенного времени, — итожил сам Волошин в декабре. — В известном смысле общий дух дома был даже лучше, т. к. совсем не было жильцов, а только гости». Если прежде Елена Оттобальдовна, державшая хозяйство в своих руках, сдавала комнаты за плату (пусть умеренную), то Волошин предоставлял их безвозмездно. Все были на равных правах, главным было духовное общение — и в совместных прогулках, творческих чтениях, общих беседах возникал своеобразный дружеский коллектив.

О времяпрепровождении Чуковского в Коктебеле известно немного. Вспоминают, что Чуковский «придумывал массу игр и развлечений» для детей волошинского дома «и сам с удовольствием принимал в них участие». Дети обожали Чуковского и не отходили от него. Разумеется, он воздал должное волошинской библиотеке; читал свои сказки на общем сборе; общался с другими гостями Дома поэта. В то лето там отдыхали поэты Г. Шенгели и М. Шкапская, актриса Малого театра Е. Буткова, художник — феодосиец К. Богаевский, политкаторжанин-народоволец И. Зелинский, приходили со своей дачи писательницы Н. Манасеина и П. Соловьева. Чуковский, вне сомнения, вносил в общую жизнь много веселья, которое еще увеличилось с приездом писателя Евгения Замятина. 5 сентября М. С. Волошина писала знакомой: «Сейчас у нас самая яркая пора: Чуковский и Замятин».

Вечерами собирались на плоской крыше — «вышке», слушали «под коктебельскими звездами» чтение стихов хозяина дома. (Через много лет, в 1957-м, Чуковский вспоминал, как Волошин читал «Протопопа Аввакума».) По просьбе Чуковского Волошин сделал запись для его рукописного альманаха «Чуккокала». Как бы полемизируя с брюсовской строкой «Хотел бы я не быть Валерий Брюсов», Волошин написал шуточное:

Вышел незванным, пришел я непрошенным.
Мир прохожу я в бреду и во сне…
О, как приятно быть Максом Волошиным —
Мне!

дата обращения 31.03.21
https://www.chukfamily.ru/kornei/bibliografiya/articles-bibliografiya/vladimir-kupchenko

Мария Степановна Волошина пела некоторые стихи мужа и других поэтов на собственные мотивы, и Чуковского пленило исполнение ею «Зари-Заряницы» Сологуба. Он так и звал ее — «Заря-Заряница», в свою очередь, получив ласковое прозвище «Чукоши». По воспоминанию А. Вьюговой, Максимилиан Александрович также завоевал сердце Чуковского. Он как-то сказал, что Волошин мог бы своей внешностью и манерами «завоевать полмира»… Надолго запомнилось Чуковскому прощание: в письме к Волошиным он позднее жалел, что у него нет башни, с которой он мог бы «так же долго и бурно» махать им флагом, как махали ему они…

Домой из Коктебеля Корней Иванович привез виноград, разноцветные камешки, причудливые корни — «габриаки», волошинскую акварель, а главное — хороший запас бодрости. «Мне все кажется, что я недостаточно поблагодарил Вас за Ваше участливое, ласковое, изумительное отношение ко мне»,- писал он 17 октября. В осеннем Ленинграде он, переносясь мыслями в Коктебель, снова слышал споры А. Вьюговой (старушки, носившей прозвище «Божий дар») с И. Зелинским, мечтал «посидеть в комнате у Марии Степановны, пойти на свою могилу», вспомнить «забвенные тени, гостившие здесь».

Именно в это лето, по существу, вместо былого «Обормотника» родился «Дом поэта», и Чуковского Волошин считал одним из активнейших его создателей. 12 октября поэт с удовлетворением писал Вересаеву: «Мое лето было очень удачное — не в смысле работы — заниматься успевал только живописью, — а в смысле осуществления моего Дома отдыха. У меня перебывало за лето около 120 человек… В смысле общего духа было очень хорошо и удавалось создать семейную близость и единодушие. Чувствовалось, что каждый уезжал, набравшись тишины и отдохнув… «Именно у Чуковского, Замятина и Шкапской Волошин советовал Мариэтте Шагинян справиться «о строе и стиле коктебельской жизни». Прямо называя Корнея Ивановича «представителем волошинского дома», он просил его «озаботиться об интересном и хорошем составе гостей на будущее лето». «Благодарю судьбу, что она занесла Вас в Коктебель»,- писал ему Волошин 20 ноября 1923 года.

Навестить Коктебель Чуковскому больше не довелось, но он о нем не забывал. .....

дата обращения 31.03.21

https://www.chukfamily.ru/kornei/bibliografiya/articles-bibliografiya/vladimir-kupchenko

Летом 1924 года в Коктебеле отдыхал сын писателя Николай (с женой), и Корней Иванович ему писал: «Это великое счастье — в 20 лет попасть в общество Андрея Белого, М. Волошина, Остроумовой». По-видимому, с ними Волошин переслал Корнею Ивановичу свою акварель, так надписав ее 18 июля: «Дорогой Корней Иванович, спасибо за все: книги, письма, заботу, любовь. Ждем Вас в Коктебель. Сердце, время, мысли разорваны между людьми и акварелями…» Осенью, улучив время для писем, Волошин спрашивал Чуковского: «Как вы нашли Колю и Марину после возвращения? Какое на них влияние имел Коктебель? Здесь они хохотали и визжали целыми днями, совсем очумелые от радости бытия…»

Чуковский настоятельно рекомендовал Волошину завести «коктебельскую «Чуккокалу» — альбомище для «Коктебелии». Максимилиан Александрович внял этому совету: летом 1924 года в Доме поэта появилась «Книга разлук» — тетрадь, в которую гости записывали свои впечатления о Коктебеле перед отъездом. Валерий Брюсов, в частности, отметил: «Коктебелю и его радушным хозяевам, Марии Степановне и Максимилиану Александровичу, я навсегда признателен за то, что после Тавриды узнал Киммерию, край суровый и прекрасный…». Мария Степановна записала также такие слова Брюсова: «Вот, раньше ездили в Ясную Поляну, а теперь есть Коктебель. Только в Ясную Поляну ездили исповедываться, а в Коктебель ездят работать…».

На выставке «Мир искусства» в 1924 году Чуковский с радостью увидел несколько портретов Волошина и на одном из них (Кустодиева) фоном — «облачный и гармоничный Коктебель». Весной 1927 года друзья снова встретились в Ленинграде. 13 мая 1928 года в ответ на приглашение Волошиных Чуковский высказывал намерение — «если хватит сил» — приехать «во второй половине лета». В 1930 году он обращался в Коктебель за советом по поводу болезни дочери (у нее был костный туберкулез), и горячий отклик Волошиных глубоко его тронул. «Для Вас обоих помогать человеку в беде — ежедневное, заурядное дело, — писал он, — но меня всякий раз Ваша творческая доброта удивляет, как чудо…». И через много лет Корней Иванович не мог забыть «мудрой сердечности (вернее, осердеченной мудрости)» Марии Степановны. В последнем своем письме к ней (от 2 сентября 1958 года) он писал: «Максимилиана Александровича чту и люблю. Стихи его знаю и помню. Никогда не забуду его доброго расположения ко мне…».

дата обращения 31.03.21
https://www.chukfamily.ru/kornei/bibliografiya/articles-bibliografiya/vladimir-kupchenko

«Курьезный случай произошел однажды с Максимилианом Волошиным в Москве. Жена, потеряв его из виду в сутолоке вокзальной площади, стала звать:
— Макс! Макс!

Поблизости стояли красноармейцы. Услышав необычное имя и увидев человека с пышной седой шевелюрой и большой бородой, они встрепенулись:
— Ребята, глядите, Карл Маркс!

Подошли к поэту, отдали честь и торжественно отрапортовали:
— Товарищ Карл Маркс! Да здравствует ваш марксизм, который мы изучаем на уроках политграмоты!

Поэт с улыбкой ответил:

— Учите, учите, ребятки!»

Виталий Шенталинский «Осколки Серебряного века»